Четверть века я провел в тюрьмах, лагерях и ссылках, страдая за веру, за имя моего Господа Иисуса Христа, потому что исполняется Его слово: "Гнали Меня, будут гнать и вас". Я благодарю Господа, что в эти неимоверно трудные годы, Он дал мне милость устоять и остаться Ему верным. 
Мои братья и сестры не раз просили меня рассказать о моей жизни. И я решил выполнить их просьбу - неизвестно сколько времени нам еще отпущено. 
То, что у меня получилось, скорее похоже на хронику, чем на повесть. Но если описывать все в подробностях - получиться толстая книга. А сейчас не время для этого. Христос скоро придет и нам надо к этому готовиться, укрепляться надеждой на Господа, полностью отдать Ему свои сердца и свою жизнь и молиться, чтобы в любых обстоятельствах быть верными Ему. 
С такой целью я писал, это было у меня на сердце и да благословит Господь каждого, кто будет читать эти "Воспоминания"

    ВОСКРЕСНЫЙ ДЕНЬ

Ждем суда и вдруг все оказались в одной камере. Мы уже осуждены особым совещанием КГБ, зачитали приговоры: за антисоветскую деятельность мне дали 8 лет, Бидашу и Левчуку по 10 лет, и другому кому сколько, не меньше 5 лет….

В жертву на алтарь пред Богом Всемогущим
Я сердце положил в начале юных дней,
И посвятил Христу лета весны цветущей
В пылу младых желаний и страстей.

А гордый мир, прельщенный тленной славой,
Я отвергнул пред Богом навсегда.
И время дней златых не тратил для забавы
В греховных прелестях бесплодного труда.

И дней младых прекрасные порывы,
И пламень юности, горящий у груди,
На труд святой восстали, верой живы,
Узрел я цель бессмертья впереди.

Я к ней иду тернистою тропою,
В тюрьме страдая, слезы часто лью…
Но сердцем вижу я Христа перед собою,
Ему я в жертву юность отдаю.

И здесь в тюрьме тоскую я порою,
Но сердце ровно бъется так в груди,
И знаю я, что в родину святую
Иду по этому тернистому пути.

И не страшат меня оковы заключенья,
Ни тяжкий труд, ни дальность лагерей,
Страдать за истину дает мне вдохновенье
Надежда будущих счастливых в Небе дней.

Сокрытый в узах я, но дух мой на свободе,
Что Бог дает спасенным во Христе,
Ее там нет, где грех царит в народе,
Где мыслит каждый только о себе.

Свобода вечная в садах тенистых рая,
Где души страждущих воспримут мир святой,
Где жизнь цветет, любовью озаряя
В чертогах вечности незыблемых покой.

В тот вечный дом душа моя ст ремиться
На лоно мира, счастья и любви…
Под древом жизни там хочу сокрыться
И отдохнуть у Иисуса на груди…

    Мы за колючей проволокой, но для Слова Божия нет уз

Итак, мы на крайнем Севере, за колючей проволокой, в политлагерях Воркуты, Инты и Абеса. В лагере для инвалидов наши епископы Бидаш и Шокало.
На спинах у нас номера, как у автомашин, у меня А-220. Наш Интинский называли минлаг, а Воркутинский речлаг, там номера еще на шапках и рукаве. Это уже больше, чем у автомашин. Нас в лагере встретили как гостей очень вкусной пищей: вареный конский неочищенный овес для голодного желудка, как манка для детей. С начала мы вчетвером были на пересылке, затем нас отправили в распределительный лагерь, в будущем сангородок.

Ведь здесь лагерей много и заключенных в угольном бассейне Интауголь пятьдесят тысяч, малая частица громадного ГУЛАГа, где одновременно помещалось семнадцать миллионов людей. Здесь, в строящемся городке мы встретили прораба Яблонского Войцеха Николаевича из села Нерколово Винницкой области. Он уже отбыл два года из вторых десяти лет. У него была Библия, мы имели общение. Работал я у него ночным сторожем. Ночь, завтра праздник Пасхи, говорят, что солнце играет перед Пасхой. Ожидаю восхода – вот заря разгорелась, трепетно всматриваюсь, встречая Жениха. Вижу: на фоне зари вышла золотая чаша на восходящем круге солнца. Значит правильно говорят: играет, тому кто этого ожидает – ведь Христос воскрес…

…КГБ все время следит за нами. Вдруг Войцеха посадили в тюрьму, которую он сам построил. Развозят по лагерям. Нас двоих на первую и вторую шахты в центре города Инта. Войцеха на третий лагпункт. Работаю в шахте, в системе снабжения сжатым воздухом отбойных молотков. То переношу вслед за движущейся лавой воздуха провода, то дежурным слесарем кладу по лаве с наклоном 47 градусов и пластом 1,7 м. Температура здесь плюс 5. Ношу забойщикам отбойные молотки, ремонтирую шланги. В шахте не обедают. Восемь часов рабочего времени. Первая, вторая и третья смены. На поверхности рабочий день 12 часов. Кончилась смена, моемся в душевой и спешим в столовую.

Помещение с узкими воротами. Тысяча зэков ломяться в эти ворота, а за ними станки для обыска. Снимаем верхнюю одежду, обувь, идем босыми ногами по опилкам. Ищут ножи, топоры – ведь в лагере враждебные группировки. Режут и убивают. Итак, мы у ворот коридора, опутанного колючей проволокой, соединяющего рабочую зону с лагерем. Голодная толпа нажимает на ворота. Солдаты греются, зэки мерзнут. Наконец, выходят с длинными досками, где списки бригад и их количество. Наперебой кричат: бригада такая-то. Вот пошла тридцать третья, солдаты считают, одного не хватает – назад. Бригада в ярости, все кричат, ищут, а человек где-нибудь в душевой застрял или в тесных воротах, обыска еще не одолел. Когда он появляется, бригада поучает, что бы не опаздывал. Толпа нажимает на ворота, солдаты бьют досками по головам, закрывают ворота и идут греться. Легче работать, чем пройти в зону…

    БИБЛИЯ  В  УЗАХ

Прошло полтора года и Господь сотворил чудо. Я работаю в котельной шахты. Тепло, светло, уютно. Нас четырнадцать братьев, половина узники за веру, половина уверовала в лагере. Начальник котельной – наш брат, а я – начальник смены, у меня в бригаде все верующие, нас именуют «святая бригада». Начальствующим, по закону лагеря, полагаются нижние нары возле прохода и тумбочка. Это дает возможность проводить собрания меж нар. В моей тумбочке два дна, там хранятся Библия, Евангелие и десятисборник. За шесть лет на этих собраниях была преподана вся Библия, от Бытия до Откровения, с тематическими объяснениями. Два брата – Юра и Петр Белоцерковский имели дары откровений; и это нам очень помогало при изучении Священного Писания, как написано: «Да даст вам духа премудрости и откровения к познанию Его» (Еф. 1:7); «Слово Христово да вселяется в вас обильно, со всякую премудростью» (Кол. 3:16).

Хотели получить откровение на Откровение Иоанна, а Господь сказал: «Рано вам. Занимайтесь Евангелием». Все наше богатство в узах – Библия. Господь сказал: «Забудьте на время свои дела, свои семьи. Научитесь у Меня здесь любить, научитесь Мне здесь служить». Ношу Библия на работу – там она тоже нужна. Обратно в зону несу за поясом, под рубашкой. Иду на обыск к надзирателю, но он по животу не погладит, Господь хранит. У нас три смены, все братья проходят через котельную. У нас тепло и уютно. На поверхности работают по 12 часов. Со смены идут на ужин и не все столы бывают заняты. Мы открыли Библейские курсы за пустыми столами. Но однажды нас окружили надзиратели, у меня в руках Евангелие, у Пейво Библия. Анатолий Морзунов сделал вид, что убегает, надзиратели бросились за ним в погоню. В это время я отдал Евангелие официанту, Пейво спрятал Библию в обувь (сапоги у нас тяжелые, широкие). Повели на вахту, обыскали; записи, конспекты отобрали, а Библия и Евангелие были спасены.

Кто же мы – церковь узников? Серафим Марин – начальник котельной. Войцех яблонский, тот самый прораб, который в начале взял меня к себе ночным сторожем. Петр Белоцерковский, чуть глуховат, дитя природы и святая простота, имеет 25 лет сроку, бывший коммунист. Его жену Марию взяли еще раньше его, она в Караганде. Дочку забрали в детдом, откуда механик шахты взял на воспитание. Они из Лисичанска, что в Донбассе. Юра из Днепродзержинска, уверовал через Петю Белоцерковского. В котельной Господь многих крестил Духом Святым, это возбудило ревность и за полмесяца все уверовавшие в лагере были крещены Духом Святым. Вот их имена: Василий Щеглюк из села Мотошовки Киевской области, Александр Чайка из сионистов, Анатолий Лазунов из баптистов, он за христианскую веру получил 10 лет, Пейво Казикомп – сын эстонского генерала, репрессированного после оккупации Эстонии.

В лагере также уверовали: Лева (фамилию не помню) – москвич. Отца взяли в 1937 году за то, что он написал в библиотечной книге «Сталин Иуда», и получил 10 лет; Володя Беляков – бежал из Эстонии на «райские советские кущи» – и получил 10 лет; Степан (фамилию не помню) – бежал из Чехословакии, – тоже 10 лет; Семен Натяжко и Кирилл Воднюк дали хлеба бандеровцам, за это – 25 лет, Яков Виббе и фельдшер Павел Иванович Штуберт, русские немцы; группа немцев-лютеран, человек десять, уверовали в Евангелие, покаялись, приняли водное крещение и были крещены Духом Святым.

Связь со «свободой» мы держали через Николая Пивменко, «власовца», уверовавшего, который работал на нашей шахте. Он приносил нам вино для причастия, через него отправляли письма. Нам разрешалось написать родственникам два письма в год. И еще у нас была своя «почта». Между двух досок клали пачку писем, за каждое – рубль, доска вешалась на гвоздик, где грузили уголь, засыпая его из бункера. В пачке писем – записка: «деньги возьми, а письма брось в почтовый ящик». Эшелоны шли в разные города. Так я рассылал стихи и письма друзьям. Иногда пакет возвращался в лагерное КГБ, и меня вызывали на «обработку»…

…Главной заботой у нас было, чтобы не отобрали Библию. Мы усердно молились, и Господь хранил. Но не всегда было гладко. Однажды Петя Белоцерковский, лежа на нарах, читал Евангелие. Это увидел надзиратель. У Пети стали биться колени от страха, что он заберет книгу. И забрал, невзирая на просьбы заключенных. Через некоторое время Анатолий Морзунов пошел к оперуполномоченному просить, чтобы он отдал Евангелие.

- Какое тебе Евангелие, двое зэков убежали, мне за них дадут пятнадцать лет, – огрызнулся уполномоченный.
- Мы будем молиться Господу, и Он защитит Вас.
Он промолчал, потом выдвинул ящик стола, медленно достал книгу и протянул брату. Слава Господу, вновь Евангелие у нас! Как-то Анатолий читал Евангелие на улице, это заметил оперуполномоченный всех лагерей Интауголь и отобрал.
- Гражданин начальник! Это моя жизнь, я буду Господу жаловаться – сказал Анатолий.
И через некоторое время, когда бригады шли на обед, этот начальник пришел в лагерь, подозвал Анатолия и отдал Евангелие.
- Только никому не говори, – сказал он.

Рядом с нашим лагерем был женский, там наши сестры-узницы благовествовали и их, вместе с новообращенными, посадили в тюрьму. В тюрьме Господь подкрепил их Духом Святым. Мы с сестрами имели нелегальную переписку. Водное крещение преподавали в небольших озерах от шахтных выработок – шуфрах. Три брата работали в инструменталке, там была горница. В ней совершали причастие. Господь говорит: «Я вас испытаю». И вот идет служение. Чаша и хлеб стоят на тумбочке. Неожиданно входят два надзирателя. Я спрятал трапезу в тумбочку. Они стали делать обыск, роются в карманах бушлатов, а у меня в бушлате пол-литровая бутылка вина. Но мой бушлат они пропустили, а если бы нашли вино, пришлось бы сидеть в лагерной тюрьме  месяца два. А в тумбочку не заглянули, правда, у нас она была с двойным дном, как я уже говорил об этом. Когда они ушли, мы с благодарностью Господу окончили служение.

Потом вышел указ, запрещающий ходить по чужим баракам, это чтобы мы не собирались. Эту тумбочку с двойным дном мы носили из барака в барак, когда нас переселяли, а это случалось довольно часто. Котельную мы содержали в образцовом порядке – это сердце шахты. Начальство к нам относилось благосклонно, просили молиться за работающих в шахте, потому что там часто погибали люди. И мы молились, и Бог давал защиту. Петя и Юра работали в моей смене на стационарных паровозных котлах. Подхожу как-то раз к Пете во время его работы у котла. Он говорит:

- Брат Виктор! Вместо лампочки вижу Евангелие.
- Да, оно свет.
- Вместо манометра тоже Евангелие – регулирует жизнь.
Юра кричит:
- Брат Виктор, скорей иди сюда!
Подхожу.
- Эх, опоздал! Такой большой Ангел стоял там вдали.

В лагерь прислали двух молоденьких братьев, из Ровенской области, Сашу и Мишу Мондзюк, они быстро подключились к нашей жизни. А в лагере говорят лишь об одном – как и когда придет свобода. Предполагаем разные варианты, но то, что открыло двери для многих – никто не предугадывал. 1953 год. Март месяц – умер «отец народов», который был творцом ГУЛАГа. Господь показал в видении бушлаты за колучей проволокой. Что это значит? Потом начальство распррядилось: «Пишите жалобы». Мы стали писать. Петя Белоцерковский был осужден на двадцать пять лет, через два месяца вышел приказ: «освободить». Петя в изумлении бъет ладонями по коленям: «Как это могло быть, как могло случиться?» Петр и Мария вернулись в Лисичанск, отсудили дочку, и снова вся семья собралась вместе. По жалобам и разборам комиссий многие выходили на свободу. Я тоже писал жалобу, но отсидел положенный срок и только в мае 1955 года освободился на вечную ссылку.

Первым был освобожден брат Лева. Ему собрали по лагерям семь тысяч рублей и он купил у одной лютеранки полдомика над рекою Инта. Там проводили собрания. В начале жили в подвалах пятиэтажных домов. Потом нашли в бывшем лагере недостроенный свинарник. Сделали своими руками пять квартир. Я жил в квартире, в семье брата Кирилла и сестры Нины. Собрания проводили каждый день, утешались свободою. Вскоре Дух Святой по желанию народа, поставил меня пастырем церкви.

Афанасий Бидаш, когда освободился, ехал из Абеса домой, заехал к нам и рукоположил меня пресвитером церкви и еще поставил семь диаконов. Был у нас хор и я был регентом. Церковь умножалась. Первое крещение преподавали в проруби; лед – два метра толщиной. Вода была ледяная, а я – как бы в огне. Старался только, чтобы не дрожали губы. Никто не побоялся мороза, все крестились – мужчины и женщины, молодые и старые. По вере – никто не простудился, не заболел. Лето на севере короткое, и мы проводили крещение, не ожидая его. Братья-немцы пошли к лютеранам в другую пловину дома и привели их в церковь.

Из семи национальностей и людей разных исповеданий Господь сделал одно стадо. До тридцати сестер приходили на собрания из лагеря по пропускам. Мы их кормили и потом провожали до колючей проволоки, но уже не было ни вышек, ни охраны. Кто освобождался и оставался на вечную ссылку, искали жилье и работу, мы им помогали. Кто уезжал, тем покупали билеты. Была у нас воскресная школа, мы содержали детей, матери которых были еще в узах. По откровению Духа Святого мне были открыты двери всех лагерей и я мог посещать братьев-узников. Освобождали многих, церкви Воркуты и Инты имели общение, пламенели Духом, служили Господу…

…Потом пал «культ личности», и сняли нам вечную ссылку. Господь повелел мне ехать на труд в свое братство. Павел Егоренко остался пресвитером церкви, а мы, несколько человек и часть хора, уехали и по пути посещали церкви. Посетили церковь в Каджероме, в тайге. Там не было служителя и не приносили маленьких детей, как это положено. Дети стали уже подростками и их приводили в церковь. Проехали Москву и поехали к друзьям в Саратов, они не забывали о нас в узах. Там совершили водное крещение.

В Новоузенске мы доставили много хлопот КГБ, организовывая служения. Но нас не тронули, а просили скорее удалиться, даже свой транспорт предложили. Посетили церкви Донбасса, побыли у Афанасия Бидаша в Пятихатке, заехали к моей маме в Золотоношу, посетили Киевскую церковь. В Житницах Житомирской области сочетали Сашу Тула и Лену, а потом из Львова разъехались по своим домам. Это была осень 1956 года.

В это время я вошел в труд руководства церкви Христиан Веры Евангельской (ХВЕ). В городе Черновцы епископы Бидаш и Горобец рукоположили меня в епископы. с Бидашом мы посетили церкви Молдавии, с юга до Кишинева. В Одесской церкви я встретил жену Воронаева, она уезжала в США. В это время Хрущев объявил об «ошибках в атеистической пропаганде», и мы с Левчуком поехали в Москву искать свободу. Нам сказали: «Только с баптистами». Начались переговоры, и мы убедились, что стоим на разных путях, хотя и идем в одно царство. Господь сказал нам: «Я даю вам свободу, трудитесь». Гонимые церкви нуждались в подкреплении, наствлении священства, освящении. Автономная регистрация пленила некоторые церкви. Вышел указ об административных штрафах, запрет на воскресные школы, благотворительность. И снова начались гонения, репрессии.

    Город Винница – «тихое местечко» 

В начале 1967 года в Пятихатке, где жил Бидаш, мы собрали совещание братьев-служителей, руководителей церкви ХВЕ. По предложению братьев я поехал в церковь Нижнеднепропетровска, чтобы рукоположить служителей. По возвращении я узнал, что братьев арестовали и меня ищут. Я обратился к Господу: «Что мне делать?» Получил ответ: «Не иди в их руки, я дам тебе тихое местечко, где ты потрудишься». Ночью я заехал к маме в Золотоношу. Она говорит: «Я трижды слышала голос: Читай Псалом 90 – живущий под сенью Всевышнего под сенью Всемогущего покоится». И я поехал искать «тихое местечко». В пути мне во сне явился Войцех Яблонский, с которым я был в узах, и сказал: «Приезжай к нам».

Приехал я в Винницкую область, в село Ишвань. Там было братское, рукополагали служителей. Так я начал труд в церквах Винницкой области. Пока это действительно было «тихое местечко». Водился откровением Духа Святого. В Виннице была создана молитвенная группа, где действовали дары откровений, видений и пророчества. Силою откровений Духа Святого мы останавливали лжепророков, лжеделателей, пресекали ереси, заблуждения, давали наставление служителям, подкреплялись Словом Божиим и Духом Святым.

С одним братом мы пошли в село Никифоровку как паломники. Сели на лавочку среди многих приезжих. Идет молитва за очищение. Возглавили ее Леня и его мать. После молитвы нам говорит Господь: «Господь сказал, Он вас сюда послал». Отвечаю: «молитесь, чтоб сказал, зачем Он нас послал». Молятся. Говорят: «Господь сказал, чтобы мы вас слушали».
Итак, мы получили власть на разрушение заблуждения и восстановление церкви по Слову Божьему.

В церкви села Никифоровка была объявлена молитва за очищение от бесовских духов, и туда стекался народ из разных мест не только близких, но и далеких. Благодаря откровениям мы определяли наличие нечистых духов, их характер и изгоняли их молитвами, постами. Это очень тяжелый и непростой труд, но Господь давал милость…
…В Винницкой церкви нужно было рукоположить пастыря. Был объявлен трехдневный пост освящения церкви с исповеданием. Несколько претендентов на пастырское служение были агентами КГБ. В конце служения совершили молитву о пастыре церкви. Имеющие откровения входили по одному в комнату, на глазах всего народа. Все откровения указывали  на брата Федора, как на пастыря церкви, а также разоблачали завербованных КГБ. Мы рукоположили брата Федора, а после рукоположения молились о его доме. Потом собрались пойти в село Некролово к брату Войцеху, но в молитве было видение: карта, а на ней дорога в село Гриженцы. Брат Иван Лысюк знал, где это село и мы поехали. Оказалось, что эта церковь в трехдневном посте просит Господа, чтобы Он прислал служителей для освящения.

Там случилось такое: пастырь церкви вместе с женой пошел на колхозное поле собрать ботвы от свеклы. Жена под ботву положила свеклу. Встретил их председатель и спросил: «Что несешь?» Она ответила: «Ботву». Он посмотрел и нашел свеклу. Пастырь от позора отстранил себя от служения. Было видение: народ по колено в грязи. Народ покаялся, исповедовались. Одна сестра исповедуется: «Взяла ботву, положила на повозку, повозка опрокинулась и буряки покатились из-под ботвы. Меня обличили». В селе Гриженцы я и прописался, а жил в Гривани у братьев Гриши и Лени…

Вечером мы с братом Павлом пошли на служение в село Почапенцы. Шли по протоптанной дорожке, через пахоту. Возвращались той же дорожкой часа в два ночи, потеряли дорожку, и блуждали до усталости. Брат Павел водил меня, искал дорожку. Говорю ему: «Брат Павел, давай помолимся, попросим Господа, чтобы нам увидеть на горизонте признаки селения». Помолились и пошли, и скоро пришли в село. Спрашиваю брата Павла: «Какое это село?» «Не знаю». Вошли в центр села, оказалось, те же Почапенцы. Только к утру мы добрались до села Зорного.
В селе Колюхове сестра Антося выходила замуж. Господь сказал мне: «На браке присутствуй, но сочетание поручи другому». Сочитывал пресвитер брат Семен Лободзинский. Я стоял в саду под деревом, агенты КГБ фотографировали, но меня не заметили.

В церкви села Бабина Долина ночью совершали причастие. Когда расходились, нас встретили машины милиции, но проехали мимо. Мы с братом Иваном из села Бронлово пошли отдыхать в одну семью. Легли спать. Будят. По селению ищут по фотографиям. В семье отец неверующий в страхе: «Меня оштрафуют». Мы с братом Иваном ушлим из этого дома и пошли по полям в Жмеринку. Догнал нас «бобик». Попросились довезти до Жмеринки – оказалось, что НКВД. Меня не узнали и мы сошли у вокзала. Верующие, уезжавшие с причастия, ахнули, увидев меня в «бобике» НКВД. Говорю: «Это такси», и мы пошли на вокзал.

    Конец труда на «тихом местечке»

Власти уже приходили в Гривань, где я жил. Господь повелел мне устроиться на работу. Я работал с братом Иваном Лысаком по монтажу завода в городе Немерова, там же и жил у сестры Оли. Однажды при выходе с завода меня встретили работники КГБ, посадили в «бобик» и увезли в свои апартаменты. Там сказали: «Ну, ты и потрудился во славу Господа в Винницкой области!», передали меня работникам КГБ Черкасской области и увезли в город Черкассы.

Братьев уже судили и я не попал на их процесс, опоздал. В Черкассах меня отпустили под надзор КГБ, без права выезда из области. Поскольку я продолжал труд и разъезжал, КГБ усилило давление, чтобы сломить меня; постоянные вызовы, предупреждения. Дали две недели, потом еще две недели, но поскольку я не прекращал труда, меня передали министру КГБ. Тот три часа кричал, угрожал и напоследок сказал: «Еще один шаг и десять лет». Поскольку этих запретных шагов я сделал много, меня арестовали в начале ноября 1958 года.

Когда я еще свободно трудился, будучи в городе Днепродзержинске, где жил брат Юрий (который имел дар откровения и был со мной в лагере), я обратился к Господу с вопросом: «Что мне дано? Брак или безбрачие?» Получил видение: «Два букета становяться одним букетом. Рыбы самка и самец у гнезда. Муж бурит скалу, а жена поливает ему воду на спину». И было сказано: «Поезжай Винницу, там Я тебе еще скажу». Поехал я с друзьями и было пророчество: «Тебе предстоит семейный очаг. Пристань к дому матери и Я приведу жену-невесту в твой дом». Находясь под надзором КГБ, я устроился на работу электриком на птицефабрику. Когда я нуждался в работе, было видение: «Труба кирпичная, белые куры и колесо, как у швейной машины». работая на электростанции, сидя у распределительного щита, я вспомнил: кирпичная труба, белые куры птицекомбината и колесо электрического щита (для повышения напряжения при включении компрессоров).

Однажды Господь сказал: «Завтра придет та, о которой Я тебе сказал». Я сказал маме и братьям в церкви. Это была Вера Ничипоренко из Москвы. Она приехала по пути в отпуск, в Кривой Рог, где раньше жила. У нее было поручение от Челябинской церкви, которую она посетила. Я дал сестре Вере прочесть 22-ю главу Книги Бытия о Ревекке и сказал: «А теперь уезжай в отпуск и думай. По возвращении дашь ответ. Господь мне сказал, какой она даст ответ и я написал ей стих: «Привествую тебя, Ревекка дорогая…»
Когда вера возвратилась и дала ответ, я дал ей листок, где было написано, как Господь мне сказал, и стихотворение… В присуствии мамы мы сделали молитвенное заручение и она уехала в Москву.

Брак состоялся в Москве 1 января 1958 года. Сочитывал нас пресвитер Саратовской церкви Николай Егоров. Вера работала в министерстве лесного хозяйства бухгалтером. Министерство могло меня прописать в Москве, но я не захотел. Они удивлялись: «Что за человек, не хочет жить в Москве?» Мы поселись в доме матери, в покосившейся избушке. После капитального ремонта она стала ровной избой. Прошло десять месяцев нашего брака, как нагрянула опергруппа КГБ. Целую неделю работали. Вызовы, обыски у меня и членов церкви. В конце увезли меня на поезде в Черкассы. Вера была беременна на пятом месяце. Прибежала к поезду в последние минуты перед отправлением. Звенит звонок, а я весь горю внутри. Вера бежит, машет вслед поезда…

Зная мою скорбь разлуки, сотрудники КГБ приходили в камеру, убеждая отречся – и на волю. Я сказал: «Дайте ордер на арест». Расписался и успокоился.

Вперед со Христом под крестом!

    Второй срок – десять и пять

…Уже по ночам не вызывают… Дали раписаться о том, когда взяли и когда возвратился со следствия. Читаю Библию по памяти. Хожу и хожу. Вытер пол до бела. Где поворачивался, там углубления. Как хочется слышать человеческий голос, находясь в одиночке!…
Следователь сказал: «Жена родила сына». Потом я узнал, как родила. Лежала сутки без сознания, а рядом ребенок. Слышит голос: «Я тебя воскрешаю»…
Задают вопросы: «Был пастырем церкви на Инте?» «Был». «Служил Господу? Крестил молодежь?» «Служил, крестил». «Рукополагал?» «Рукополагал по воле Божьей» Что ни спроосят – все труд на ниве Господней. Служил Господу, против властей не воевал, и под статью не подхожу, ибо там даже слова «религия» нет. Когда дали последнее слово, сказал:

Судите судьи, вот закон
На дело разум открывает.
И где нарушен мною он
Пусть той статьей и обвиняют.
Моя вина – люблю Христа
В Нем вечной жизни ожидаю
Его люблю и вам, спроста,
Того же счастья пожелаю.

Судьи улыбнулись и зачитали приговор: десять и пять лет ссылки. Дали бы высшую меру, так статья не позволяет.

Власти были очень озлоблены против семьи Голосинских из Русской Поляны Черкасскоой области. Мария – мать героиня, 12 детей. На суде они отказались давать показания. Мать и некоторых детей осудили сроком на полгода. Обвинили что мы психически ненормальные. Я говорю: «В областной больнице 500 больных и все ваши, нашего нет ни одного».
После приговора дали свидание с женой в кабинете следователя. Пришла с пустыми руками. «А где сын?» «Похоронила»…

Сын Петр похоронен на кладбище села Гриженцы Винницкой области, где я когда-то был прописан. Жена там была с больным сыном и там с друзьями похоронила его. Там стоит оградка с мраморной плитой, и я там иногда бываю.

    И снова – земля бесплодная

Окруженный конвоем автоматчиков с собаками, иду на вокзал, в тюрьму на колесах. Вижу вдали жену и друзей. Я им помахал на прощание. Поезд Черкассы-Москва…
И снова Москва-пересылка, Красная Пресня, как и в первый раз, забита заключенным народом. Поезд Москва-Воркута, тоже тюрьма на колесах, несколько суток тесноты и мук.

Вот она, снова Воркута, лагерь. Принимающий офицер говорит: «Теперь будешь здесь от звонка до звонка», увидев в деле, что я осужден второй раз. Лагерь политический – для врагов народа, правда номера уже не навешивают. Долбим вечную мерзлоту для водоснабжения города. Пурга и морозы до -55С. Приехала жена на свидание. Хотела поселиться и работать в Воркуте вблизи меня. Я посоветовал вопросить Господа, и был ответ: «Он долго там не будет». Нас было трое верующих в лагере. В уголке на нарах молились, беседовали. Это не долго длилось, всего три месяца. Собираемся на этап, говорят в южные края России. Погрузили нас в телячьи вагоны и через несколько суток мы оказались в Мордовии, в Темняковских лагерях.

По пути Москва-Рязань есть станция Потьма. От нее тянется железнодорожная ветка вглубь тайги – справа и слева лагеря. Когда-то там был Темняковский монастырь. В лесах – места казни кулаков, местные жители говорят: «Мы в лес не ходим, там одни ямы».

Меня поместили в лагерь №Е. Захожу в барак и вижу всех моих братьев, которых судили прежде меня. Бидаша, Левчука и других – всего шестьдесят. Узнал, что это эксперементальный лагерь – собрали верующих со всех лагерей. Для чего? Для того, чтобы не проповедовали в лагерях, и здесь сконцентрировать атеистическую пропаганду. Надеялись, что верующие разных конфессий будут жить в ссорах и спорах, самих себя компромитируя своим антагонизмом. Собрали в лагерь 600 верующих. Там были православные, признающие советскую власть антихристом, не рабортающие, не берущие никаких документов.

Были православные-юродивые Христа ради, они говорили: «Три года и в царство Христос примет, а в монастыре надо 20 лет». Князь Михаил, выдающий себя за Христа и его поклонник, его называли «министром вооруженных сил». князь его научил креститься, как саблею бесов рубить со звуком. Его гнали из камеры, спать не давал, говорил: «Нас принимают только пятидесятники, ибо у них дух и у нас дух». Дух-то дух, только духи разные бывают. Князь Михаил тихоня, все о благодати говорит. На лбу шишка – мозоль, когда крестится вертит кожу на лбу. Были из Донбасса «две маслины», выдающие себя за пророков, одно время были вместе с князем Михаилом. Спрашиваю: «Как вы туда попали?» «От него такие ароматы исходили», – отвечают. А тот «министр» его говорит: «Он меня в Воркуте исцелил». Были католики и грекокатолики, и их кардинал Слепый. Из нашей конфессии были здесь лжепророки и лжеделатели, которых мы отлучили, ибо на свободе не могли поймать, они быстро передвигались с места на место.

Много было так называемых «свидетелей Иеговы». Дух Святой о них так открыл: «Булава, а на ней написано: философия, религия, политика. Бьют булавой, но по голове. Глушат брошюрами, журналом «Сторожевая Башня», а потом дают читать Библию». Тут и иеговисты, которые признают только Откровение Иоанна, а Библию жгут.

Но мы сказали всем: «Будем жить мирно. И не дадим властям злорадствовать». В общем здесь был невод, захватывающий рыбу всякого рода. В бараках висели лозунги против истины, Христа и Бога, подавляющие истину ложью.
В клуб приезжали лекторы из Москвы. Поскольку они нам не давали слова сказать вопреки их лжи, мы перестали ходить. Приезжали отступники: Карносенко, Верхоломов, вели пропаганду против Бога, Христа и Духа Святого. Поскольку мы не шли в клуб, они транслировали по радио свои лживые речи.

Собираться нам не давали. Я говорил им: «Прикуйте нас цепями к койкам, тогода уже не будем собираться». Мы пребывали в Слове и молитвах. Афанасий Бидаш и другие епископы мне сказали, что Господь им открыл, что когда я выйду на свободу, возглавлю труд в братстве. Брата Левчука увезли в Киев. Водили по магазинам, потом привели на берег Днепра. Посадили на одеяло и сказали: «Посиди, а мы покупаемся». Из кустов выбежала полунагая женщина, села возле Левчука, а они их сфотографировали. Прислали в лагерь, показывают фотографию: «вот чем ваш епископ занимается».
Чтобы я не разоблачил их провокацию, меня еще до приезда этих подставленных людей отправили в лагерь на ст. Явасе. Это был лагерь строителей. Я был один верующий. Написал письмо жене, чтобы приехала на свидание. Она не имела денег на билет и дала родственнице текст телеграммы: «Не могу приехать»…

Господь мне открыл: «Я ее приведу Сам». Когда она вошла в комнату для свиданий, говорю: «Будем благодарить Бога, что Он тебя привел». В этот лагерь она привезла на свидание мать. Жена приехала с новорожденною Светланой, в сопровождении своего брата Анатолия. Я работал на швейной фабрике, шью спецовки. Ст. Явас – центр лагерей. Я на 11-м лагпункте. Тут я вновь встретил князя Михаила. КГБ прослышали, что князь Михаил готовится воссесть на престол. Повезли по месту жительства, в Казань. Там семь месяцев снимали кинофильм. Его снимали, а сами говорили. Фильм назвали «Восшествие князя Михаила на престол».

Вышел указ о режимах. Поскольку у меня второй срок по одной и той же статье – «рецидивист, подлежит тюремному заключению», то нас собрали в отдельный лагерь, пока не построят тюрьму. Там были Афанасий Бидаш и Михаил Гордиенко. Я работал сварщиком возле кузницы, а рядом Иван Федорович делал телеги. Он украинский националист, добрый и всеми почитаемый человек. Я ему стал проповедовать, потом сказал: «На тебе часть Евангелия, читай и молись». Скажи Господу: «Если Ты есть, то откройся мне. Я буду служить Тебе». Неделю к нему не подходил. Вижу ходит по вечерам под березами – молится. Однажды подходит ко мне и говорит: «Теперь, если ты не будешь верующий, то я буду служить Господу». Ночью в сиянии славы слышит голос: «Слушай, что тебе говорит Виктор». Ему и еще одному заключенному я преподал крещение в кочегарке, на крыше, в трехкубовом бараке, откуда мылись заключенные. Вскоре Иван Федорович освободился. Его отправили в Углев, откуда он уехал в Краснодарский край, станица Ленинградская. Там он был пресвитером церкви, мы встречались у него в доме. Теперь он почил, а на его огороде стоит молитвенный дом.

Потом собрали нас шестьдесят человек «рецидивистов» в лагерную тюрьму. В камере со мной был Бидаш, два ксендза (катотлические  священники), Леон Мельник – основатель лжеучения сионистов. У Афанасия Ивановича была сыпь на ногах, а ксендз был фельдшером, он давал ему мазь. На прогулке я ему говорю: «Афанасий Иванович, у вас должна быть вера больше, чем у фельдшера. Давай согласимся неделю молиться по слову: «о чем двое согласятся…» Начали молиться в понедельник, а в четверг Афанасий Иванович объявляет: «Больше мазать не буду. Сыпь изчезла». Однажды я сказал Афанасию Ивановичу, что стал раздражительным, а он был человеком кротчайшим. Он ответил: «Велик мир у любящих закон Твой, и нет им преткновения» (Пс.118:145). Прихожу с работы, а Афанасий Иванович штопает мои носки. Говорю: «Отдохни». Отвечает: «О, если бы ты знал, какой это отдых». Когда я мог, брал его в зону на стройку. тяжелая пытка – безделье в камере тюрьмы.

  Виктор Иванович Белых

Издано ООО «Смирна» г.Малоярославец 1998 год.
Электронный вариант издания печатается с сокращениями.
«Кафедра Классического Пятидесятничества» 2000 год .